Звоните мне по телефону:
+7 (916) 497 53 34
«ДОМИКИ СО ЗНАКОМ ПОРОДЫ»
Литературно-философский журнал «Литературная учеба», янв.-февр.2007, стр.190
Краткая история домов детства и юности М. и А. Цветаевых

Аида Лисенкова-Ханемайер - выпускница Полиграфического института, мастерской Мая Миту-рича. Работает в жанрах портрета, пейзажа, натюрморта. Ее картины хранятся в российских и зарубежных музеях.

В 1892 году в Трехпрудном переулке, в доме №8, в семье известного профессора, И.В.Цветаева, вопреки ожиданиям сына Александра, родилась дочь — Марина. А еще через два года вместо долгожданного Кирилла на свет появилась ее сестра Ася. Этот дом, который потом так будут любить сестры, был не их домом. Его дал в приданое Д.И. Иловайский своей дочери Варваре Дмитриевне, первой жене И.В. Цветаева. И наследниками его были их дети - Лёра и Андрей. Потеряв супругу, Иван Владимирович вскоре женился на Марии Александровне Мейн, подарившей ему двух дочерей. Позже, став взрослыми, они должны были покинуть этот дом, где прошли их детство, отрочество и юность. «Этим был символически подчеркнут Маринин и мой рок: бесприютность — снежное поле — бездомность...» — отметит в своих «Воспоминаниях» А. Цветаева.

Но не будем забегать вперед и окунемся в атмосферу трехпрудного дома конца XIX - начала XX столетия. Внешне он выглядел так: «одноэтажный, деревянный, крашенный... коричневой краской, с семью высокими окнами, воротами, над которыми склонялся разлатый серебристый тополь, и калиткой с кольцом; нажав его, входили в немощеный, летом зеленый двор; мостки вели к полосатому, красному с белым парадному, — над ним шли антресоли»1. Дом был очень уютный и очень удобный, со множеством комнат, мы же остановим наше внимание лишь на нескольких из них.

Зала. Она была первой комнатой для тех, кто приходил в этот дом. В ней стоял рояль Марии Александровны, на котором она, прекрасная музыкантша, по многу часов в день играла классические произведения Бетховена, Моцарта, Гайдна, Шопена, Шумана, Грига, наполняя весь дом светом музыки. Здесь же, высоко, под потолком, парил в раме красного дерева портрет Варвары Дмитриевны. Молодая красивая женщина с нежной полуулыбкой смотрела на жизнь дома, так рано оставленного ею.

Женившись второй раз, Иван Владимирович оставался влюбленным в свою первую жену и не замечал, как этот портрет, написанный по его желанию и помещенный им на самое видное место, заставляет страдать всех обитателей дома. Мария Александровна, вышедшая замуж под давлением своего отца и не испытывая к избраннику никаких чувств, любящая другого, оказалась довольно в сложной психологической ситуации, которая с годами лишь усугублялась. Она мучилась ревностью к мужу, который так никогда и не смог полюбить «свою Машу, свою голубку», признавшись позднее в одном из писем: «Возобновление семьи... не наделило меня душевным миром»2. Марина и Ася, все время чувствуя внутреннее состояние матери, очень переживали за нее и боль ее на всю жизнь приняли в свое сердце, а Валерия, глядя на свою красавицу мать, всегда и во всем сравнивала с ней появившуюся в доме мачеху не в пользу последней, и отношения их с М.А. Мейн были крайне натянутыми.

Но не нужно думать, что в этом доме навеки поселились уныние и тоска. Вовсе нет. Для Маруси и Аси здесь протекало счастливое детство, погруженное в мир литературы, музыки, изобразительного искусства. Придавая большое значение образованию, родители приглашали в дом гувернанток, а когда девочки подросли, их отдали учиться в гимназии. Много занималась с детьми сама М.А., читала им на нескольких языках: русском, немецком, французском, возила в театр. Довольно рано сестры научились читать самостоятельно, и тогда уже было Марину от книжки не оторвать. Чуть позже она начала писать, и это сразу стало ее любимым занятием. Многолетняя работа отца над созданием Музея изящных искусств проходила на глазах всех членов семьи, большой помощницей здесь выступала М.А., ведя иностранную переписку мужа, принимая участие в его поездках по делам Музея. Иван Владимирович возглавлял в Московском университете кафедру изящных искусств, и, конечно, в доме много говорилось о художниках, живописи, скульптуре, и многое дети знали из хранящихся в его кабинете книг и каталогов по русскому и европейскому искусству. В доме висели репродукции известных картин, были там и работы самой Мейн, увлекавшейся живописью.

Страстно желая, чтобы дочери играли на рояле, мать ежедневно усаживала их заниматься музыкой. Марина даже была отдана в музыкальную школу. Но, несмотря на ее явный талант и те успехи, которые она очень быстро начала делать, пианисткой она не стала, а после смерти матери вообще практически оставила занятия и редко когда садилась что-нибудь играть. «Вся моя "немузыкальность" была — всего лишь другая музыка»3, — отметит она позже.

Очень любили в Трехпрудном праздники, особенно Рождество. К нему готовились всегда заранее, покупали всем подарки и красиво упаковывали. А потом, в назначенный день, дом наполнялся удивительным запахом елки, украшенной серебряным дождем, разноцветными шарами и горящими свечами, в зале витал тонкий аромат конфет, печенья, орехов и фруктов. Начинался праздник.

Но не только наступление Рождества казалось волшебным Марине и Асе. Какая-то необъяснимая тайна крылась для них в комнате старшей сестры Лёры, куда не разрешала ходить мать и куда, значит, обязательно следовало попасть. В этой комнате на антресолях рядом с их детской царил совсем иной, особенный, влекущий мир. Там пахло духами и стоял книжный шкаф, другой, нежели у М.А., и сквозь стекло смотрели из него другие книги. И были еще у Лёры ноты с романсами, которые иногда пели они дуэтом с Марией Александровной. Тогда в дом приходили незабываемые вечера: по всем комнатам разливалось это дивное пение на два голоса — высокий (Лёрин) и низкий (М.А.). Вот эти-то ноты с романсами особенно любила маленькая Марина. Многие тексты из них она знала наизусть и могла целыми днями бормотать их себе под нос. Позже она признается: «Когда я потом, вынужденная необходимостью своей ритмики, стала разбивать, разрывать слова на слоги путем непривычного в стихах тире, и все меня за это, годами, ругали, а редкие — хвалили (и те и другие за "современность")... — я вдруг однажды глазами увидела те, младенчества своего, романсные тексты в сплошных законных тире — и почувствовала себя омытой: всей Музыкой от всякой «современности»...»4 Тогда, в детстве, романсы для нее были те же книги, «только с нотами».

А еще Лёре в приданое от ее мамы достались сундуки, где хранились «веер, гнувшийся в руке, перья как сам ветер; застежки, ожерелья, брошки, сверкавшие, как тарусские камни с кристалликами; туфельки с каблуком столь высоким, что по высоте он равнялся сказочно-маленькой ступне, — туфли Сандрильоны!.. Шелк, кружева, меха»5. И все это, никогда не виденное у своей матери, казалось Марине и Асе волшебным и необычайно красивым.

Но заглянем вновь наверх, где жили все дети и куда вела лестница. Она была тоже, как и рояль, одним из главных персонажей дома. На ней проходили минуты самой озорной, самой беспечной детской жизни. Комнаты на антресолях были низкими, «с веселыми обоями, полом, крытым узорчатым коричневым линолеумом, небольшими окнами в небо и тополиные ветки, то клейкие и пахучие, то в длинных одуванчиках инея»6. Из окон Марининой и Асиной комнаты были видны крыши домов, стоящих в направлении Тверской улицы, и купол церкви Рождества Христова7. В ней в 1912 году Марина обвенчается с Сергеем Эфроном.

Дом в Трехпрудном был довольно гостеприимным домом, здесь любили и умели принимать гостей. Марина и Ася приглашали сюда своих знакомых девочек по гимназии, в 1909 году здесь появился поэт Эллис, который влетел в жизнь сестер, словно яркая искра, чуть позднее приходил в этот дом переводчик В. Ни-лендер, большой друг Аси и Марины, влюбленный в них обеих и, в конце концов, выбравший последнюю себе в жены, но получивший отказ. Своими людьми здесь станут Сергей Эфрон и Борис Трухачев.

Именно в Трехпрудном Марина Цветаева сложится как поэт и издаст два первых сборника «Вечерний альбом» (в названии крылось скрытое посвящение В. Нилендеру) и «Волшебный фонарь». И пусть в этих книжках еще будет немало слабых стихов, но поэт сильного и необычного дарования в них очень явственно заявит о себе. Безусловно, здесь найдут отражение многие биографические факты из жизни сестер, будут упомянуты реальные действующие лица и запечатлен такой родной «волшебный» дом.

Был заповедными соснами
В темном бору вековом
Прежде наш домик любимый.
Нежно его берегли мы,
Дом с небывалыми веснами,
С дивными зимами дом.

В нем 31 мая 1912 года И.В. Цветаев даст торжественный обед, пригласив своих родных и близких, в честь открытия Музея (первого в мире такого уровня) изящных (теперь изобразительных) искусств. От Марины он получит в подарок специально ею заказанную золотую медаль с силуэтом Музея, а от Аси — огромный букет разноцветных роз. И вспоминая в этот день двух спутниц своей жизни, Иван Владимирович скажет: «Семейная жизнь мне не удалась, зато удалось служение родине...»8 Этому примеру «служения» будут следовать в дальнейшем и сестры Цветаевы, никогда ни перед чем и ни перед кем не склонившие головы...

Но выйдем на улицу и посмотрим вокруг. Рядом, в доме № 7, жила Наталья Гончарова, но по иронии судьбы, Марина Цветаева узнает об этом лишь в 1928 году, когда встретится и познакомится с ней в Париже(!). Одна уже будет известным художником, другая — известным поэтом. Но это все много позже, а пока... Пока от дома № 8 совсем близко —«лишь пересечь несколько переулков и Большую Бронную — Тверская с памятником Пушкину (оторвавшись от раскрытой книги его поэм, прямиком направиться к его памятнику), с любимым Елисеевским магазином, а в другую сторону — Патриаршие пруды, где зимой так весело было кататься на коньках. Тверская приводила как раз к Кремлю, а если с нее уйти вправо, то скоро можно было добрести до храма Большого Вознесения, где венчался Пушкин с Натальей Николаевной, а еще чуть дальше — и старый Арбат, в переулках которого жили многочисленные знакомые сестер, и где, по иронии судьбы, одно время даже будет жить Марина, переехав к Эфрону в Кривоарбатский.

И чтобы закончить краткую историю об этом «родовом гнезде» сестер Цветаевых, скажем, что Марина покинет родной дом в конце 1911 года, а Ася в начале 1912-го. Примерно в это время Марина напишет такие строчки:

Ты, чьи сны еще непробудны,
Чьи движенья еще тихи,
В переулок сходи Трехпрудный,
Если любишь мои стихи.

О, как солнечно и как звездно
Начат жизненный первый том,
Умоляю — пока не поздно,
Приходи посмотреть наш дом!

Будет скоро тот мир погублен,
Погляди на него тайком.
Пока тополь еще не срублен
И не продан еще наш дом...

Как в воду глядела: в 1914 году брат Андрей отдаст его под лазарет для раненых, а спустя еще четыре года, во время Гражданской войны, дом разберут по бревнам на топливо соседи, видя, что он брошен. Узнав об этом от Марины, Ася пойдет посмотреть и вот какую картину она запечатлеет в своих «Воспоминаниях»: «На том месте, где когда-то был покрыт травкой двор наш, Трехпрудный, - между домом, флигелем и сараем... где, занемев от разлива мелодии шарманочных голосов, мы стояли, уносясь с ними в небо... где бежала горничная на звонок из баба-ягинского кухонного жерла, нес почтальон письма, куда мы выбегали, непослушные и счастливые; где кипела родником жизнь... я стою одна... и роюсь в мусоре, древесной пыли, обломанных кусках кирпичей, подбираю - нашла один и другой -блестящий кусочек кирпича (снизу грубо рыжий, сверху - бело облицованный, с синей каемочкой, обрывающейся...). Нет сомненья! Это - клочок нашей печки из детской, только там было синее по краям изразцов, уютных, как игрушка... Бережно, как ювелирную драгоценность, кладу в карман два кусочка: один - Марине, другой - себе. Обломок дерева, маленький, в нем гвоздь»9. Здесь специально привожу такую пространную цитату, которая не только дает понять, как уходила старая культура, но и является символичной: словно те же обломки сестры будут скоро разбросаны по разные стороны земли, а потом одна из них, оказавшись в чужом бревенчатом доме, найдет в стене гвоздь...

Много лет спустя на том месте построили новый, шестиэтажный дом. Так сбылось предсказание Марины:

Домики с знаком породы,
С видом ее сторожей,
Вас заменили уроды
Грузные, в шесть этажей.

Правда «уродливым» он совсем не выглядит, а в прошлом году на нем появилась памятная доска, свидетельствующая, что здесь с 1937 по 2000 годы жила певица Изабелла Юрьева.

Но оставим Москву и поедем в Тарусу, где проводили лето Марина и Ася.

Недалеко от нее находилась дача, одно время носившая название «Песочное», которую семья Цветаевых очень любила и снимала с конца 1890-х и до середины 1900-х годов. До них здесь жил и умер художник В.Э. Борисов-Мусатов. Интересно, что «в комнате, отданной детям, долго еще выступали после всех побелок и окрасок следы кисти Борисова-Мусатова: последнее время своей жизни он работал лежа, стены и потолок комнатки в мезонине служили ему палитрой»10. Описание дачи можно найти у Анастасии Ивановны: «Простенький серый дощатый дом под ржавой железной крышей. Лесенка с нижнего балкона сходит прямо в сирень. Столбы качелей; старая скамья под огромной ивой еле видна — так густо кругом. В высоком плетне — калитка на дорогу. Если встать лицом к Оке, влево грядки, за ними — малина, смородина и крыжовник, за домом крокетная площадка. Перед балконами (один над другим, столбиком, верхний — наш, детский, доверху продолжен решеткой, чтобы не упали) — площадка меж четырех тополей; между двух из них — мои детские, стульчиком, с загородками качели. А настоящие качели между четырех орешников, носящих наши четыре имени: Лёра, Андрюша, Муся и Ася.

Внизу, поддачей, — пески, Ока, луг. Позади дачи — "большая дорога" — молодым леском выход в поле. Справа от дачи, если лицом к Оке, — "старый сад" — поляны одичалых кислейших яблок».11

Летом Таруса утопала в зелени. До чего хороши были ее пригорки с развесистыми березами, пахнущие ромашкой. Какое кругом раздолье, как искрится на солнце река! Везде расставлены сети рыбаков, и плывет чья-то лодочка посредине Оки. Как здорово бежать по влажной от росы траве, а потом упасть в нее и вдыхать сладкие ароматы полевых цветов. И как приятно вечером сидеть где-нибудь на берегу реки у костра и наслаждаться видом раскинувшихся за Окой лугов, которым конца края не видно.

Здесь, в Тарусе, у сестер Цветаевых в кругу многочисленных друзей протекала совсем другая жизнь, наполненная бесконечной радостью и счастьем.

О, дни, где утро было рай
И полдень рай и все закаты!

Жила в Тарусе и Тетя (Тьо), Сусанна Давыдовна, вторая жена А.Д. Мейна, дедушки Марины и Аси по материнской линии, которую в семье Цветаевых очень любили. Когда дедушки не стало, она продолжала сохранять у себя все традиции и привычки, заведенные при нем. Оттого ее дом казался всегда таким родным и теплым. Сестры Цветаевы обожали бывать у нее и часто в сопровождении мамы, а потом и одни, ходили к ней со своей дачи. Ее быт был необычайно уютен, красив и наряден, а дом всегда гостеприимен, и это до сих пор можно ощутить, посетив сегодня маленький тарусский домик, где сегодня располагается Музей семьи Цветаевых.

Недалеко от Тети жили Добротворские, родственники И.В. Цветаева: Иван Зиновьевич, земский врач, его жена и дети - две дочери и один сын, которые были много старше Марины и Аси, что, впрочем, не мешало обоюдному общению и дружбе. Их дом «большой, серый, с резными украшениями окон, с балконами, уступами железной крыши, с цветными стеклами окон парадного хода», со светлыми комнатами, где царили особые запахи, часто навещали Цветаевы. А иной раз ребята Добротворские сами приплывали к их одинокой даче «Песочное» на своем ялике и звали в гости или на прогулку по Оке.

Дом земского врача сохранился и поныне (сейчас это жилой дом с коммунальными квартирами), а вот Цветаевы свою дачу в 1910 году потеряли: Андрей, которому отец из-за занятости поручил продлить аренду за дом, не сделал этого. В 1913 у дома появились новые владельцы - семья академика-кристаллографа Г.В. Вульфа. Его потомки прожили там до 1930 года. Известно, что много позже, в 1966, дочь М. Цветаевой, Ариадна Сергеевна, хотела устроить в этом доме музей, но владельцы территории, где находился дом, не дали на то своего согласия, и дачу «Песочное», бывшую тогда уже довольно в плохом состоянии, разобрали.12

Грустно было ехать в 1911 году в Тарусу, и Марина решила принять приглашение М. Волошина посетить его дом под Феодосией, строительство которого было начато восемь лет назад, в 1903, на той земле, что в начале 1890-х приобрела его мать Елена Оттобальдовна, и уже подходило к концу. Правда, Марина совсем недавно познакомилась с Волошиным: будучи уже известным поэтом и критиком, он написал рецензию на только что вышедший «Вечерний альбом» и сам пришел в Трехпрудный принести ее, а заодно и поближе узнать молодого подающего надежды поэта. Поехать вместе с ней Марина уговорила и Асю.

В тот год в Коктебеле у Волошина, как всегда, собиралось много народа. Среди прочих были художники К. Богаевский и К. Кандауров, Лиля, Вера и Сергей Эфроны.

Любитель больших и шумных компаний, Волошин всегда держал двери своего дома открытыми для друзей, и те с радостью приезжали к нему. Хозяин дома не давал скучать своим гостям, постоянно придумывая какие-нибудь розыгрыши и мистификации. И все с удовольствием принимали в них участие. Так, по свидетельству А.И. Цветаевой, ее тоже разыграли той весной, представив С. Эфрона поэтом И. Северяниным, а одну из его сестер малоодаренной поэтессой М. Паппер. А когда все раскрылось, Ася вдруг поняла, что «теряет» свою сестру, потому что у той появился молодой человек. Историю романтического знакомства с С. Эфроном М. Цветаева рассказала в своей автобиографической прозе13 и нет смысла ее повторять, скажем только, что воистину «одно из жизненных призваний Макса было сводить людей, творить встречи и судьбы»14. В последующие годы сестрам Цветаевым доведется еще несколько раз посетить дом Волошина, где их всегда тепло и нежно будет встречать Макс.

Сегодня здесь уже давно находится Музей, который неустанно собирает многочисленных поклонников творчества Волошина и в своих прославленных комнатах хранит историю хозяина и его именитых гостей.

1 Цветаева А. Воспоминания. М, 2002. С. 46.
2 Цит. по: Соснина Е.Б. Музы Трехпрудного переулка. М., 2005. С. 60.
3 Цветаева М.И. Мать и музыка // Собрание сочинений: в 7 т. Т. 5. М., 1994. С. 28.
4 Цветаева М.И. Указ. соч. С. 21-22.
5 Цветаева А.И. Указ. соч. С. 48.
6 Тамже. С. 51.
7 Снесена в 1936 г.
8 Там же. С. 498.
9 Там же. С. 645.
10 Цит. письмо А. Эфрон Б. Пастернаку от 28.08.1975 // Мир Паустовского. 1998. №11-12. С. 135.
11 Указ. соч.. С. 52. (Несовпадающие с опубликованным текстом фразы взяты из рукописной редакции «Воспоминаний».)
12 Сведения о судьбе тарусской дачи Цветаевых предоставлены Е.М. Климовой.
13 См.: Цветаева М.И. История одного посвящения // Собр. соч.: В 7 т. Т. 4. С.149-150.
14 См.: Цветаева М.И. Живое о живом. // Там же. С. 178.

Елена ТОЛКАЧЕВА